8–9 сентября. В школу, кончено, не пошел. Она сразу отошла куда-то в сторону под натиском надвинувшегося груза тяжких переживаний, хотя мысли о ней не оставляли меня ни на минуту. До чего же тяжелыми оказались для меня эти напряженные дни и, буквально, бессонные ночи. С Валей еще хуже. Бред не прекращался, а температура увеличивалась. Вызванный на дом врач дал срочные рецепты и направление в больницу. Направление взяли, обещали прислать скорую помощь. Два дня ждал я эту «скорую» помощь, с отчаянием слушая бред жены о мертвых мальчиках. (У сестры ее преждевременно родился и тут же умер ребенок) о чемоданах, о каких то людях, вылезающих из-за гардероба. Иногда она в беспамятстве принималась петь, и это для меня было совсем невыносимо. Танюшку надо было кормить грудью, но жена не узнавала ее, била по голове, и ребенок горько плакал под бессвязные выкрики матери, вскакивающей иногда с постели. Я, оставив дочурку, пробовал уложить Валю (она вся была, как огненная), но плачущая дочь падала со стула, и я бросался к ней, готовый к концу второго дня расплакаться вместе с нею. Чем кормить голодного грудного ребенка? Как отправить в больницу Валю? Как сбегать за лекарством, когда некого оставить с больной и ребенком? (Сестра Дулю, как нарочно, не ночует дома, а телефонные звонки к брату Вали оставались «гласом вопиющем»)
К вечеру зашли завуч с предместкома, обеспокоенные моим отсутствием в школе. Я, воспользовавшись их приходом, снова сбегал в больницу, но там снова сказали, что надо ждать скорую помощь. Забежал за врачом, который вторично написал срочное направление в больницу. Придя обратно, я застал Валю в еще худшем состоянии. Ее рвало какой-то зеленью и усилился кровавый понос. Учителя ушли, пообещав что-то сделать.
Уж и ждал же я скорую помощь в эту ночь, слушая стоны жены и плач ребенка! Тяжкая ночь, как и прошлые, прошла в мучительнейшем напрасном ожидании.